Показанный на ММКФ конкурсный фильм "Уход" интриговал мир тем, что в нем дебютировал в качестве режиссера Вацлав Гавел - известный драматург и экс-президент Чехии. Это история о канцлере неназванного государства, который вынужденно покидает пос

Кадр из фильма "Уход"
Когда крупный государственный деятель открывает всем взорам закулисье частной жизни собратьев по власти, да еще делает это в художественной форме, согласитесь, это уже интересно. Показанный на ММКФ чешский конкурсный фильм "Уход" давно интриговал мир тем, что в нем дебютировал в качестве режиссера Вацлав Гавел - известный драматург, в прошлом диссидент, в дальнейшем президент Чешской республики.
Картина снята по мотивам пьесы Гавела, он начал работать над ней еще в 80-е годы, и ее театральная премьера состоялась в 2008-м. Это история о канцлере неназванного государства, который вынужденно покидает пост и еще труднее расстается с положенными высшему чиновнику привилегиями. В пьесе легко просматриваются мотивы "Вишневого сада" (для непонятливых в диалогах пару раз упомянут имя Епиходова), а также "Короля Лира", преданного своими детьми. Но все это дано в жанре гротескной комедии, весьма язвительной и по структуре непоправимо театральной. Во всяком случае, режиссеру-дебютанту так и не удалось придать чисто сценической конструкции черты кинофильма - перед нами подобие телевизионного варианта спектакля, действие которого не покидает территории правительственной виллы.
Вилла - главный участник трагедии, символ власти и отдельности экс-канцлера Вилема Ригера (Йозеф Абрхам) от прочих смертных. Вышколенные Фирсы приносят шампанское, бесчисленные Шарлотты снуют туда-сюда, в саду зреют вишни. Самое страшное видение, которое постоянно встает в воспаленном воображении Ригера, - та же вилла, но погасшая, сметенная могучим ураганом, мертвая. Автор-режиссер любит лежащие на поверхности метафоры: непросыхающая лужа, через которую должны проходить высокие гости, или камень, о который регулярно спотыкаются слуги, или молодка, чье видение идет к похотливому герою по воде аки по суху. Желтая газетка, репортер которой берет у Ригера последнее интервью, называется "Жуть", сам репортер - явный инвалид профессии, читает вопросы по бумажке и имеет на челе клеймо непроходимого кретина.
Гавел тщательно работает с типажами и контрапунктами - перед нами проходит хоровод "старух зловещих, стариков, дряхлеющих над выдумками, вздором", хороводу приданы отчетливые феллиниевские черты, а за кадром звучит гротескно преображенная "Ода к радости" из Девятой симфонии Бетховена. Но ощущение театра, причем старомодного, где играют актеры-актерычи, от этого только усиливается. Эрудированный, но неопытный режиссер просит их комиковать, гримасничать, крупностью мимической игры откровенно работать на театральную галерку. То, что могло быть ироничным и тонким, становится по-балаганному жирным и уже не смешным.
Это если рассматривать фильм как явление кинематографа. Куда интереснее его рассматривать как свидетельство. Автор категорически отрицает какую-либо автобиографичность фильма, связь показанного с его собственной судьбой. Но каждому ясно, что горечь прощания с большой непререкаемой властью неизбежно должна диктовать и ход переживаний героя и даже эту гипертрофированную жирность красок. Роль ревнивой боевой подруги экс-канцлера Гавел не просто отдает своей супруге, известной актрисе Дагмар Гавловой, но и пишет специально для нее. С хорошим знанием дела и, вероятно, поэтому так прямолинейно и карикатурно разыграны сцены публичных речей героя - с максимальным количеством непременных ультрапрогрессивных банальностей. Внутренняя пустота облеченных властью, привычка надувать щеки и делать вид, неспособность к любым реальным действиям - все это становится ведущим мотивом фильма. Гавел преисполнен горького яда, и хотя помещает действие в неназванную страну, но по сути, рисует вполне знакомую схему: вот бублик-государство, а вот, в центре, дырка от бублика - высшая государственная власть.