Шеститомник Уинстона Черчилля "Вторая мировая война" мало известен широкому кругу читателей. Между тем, он интересен своими историческими оценками. В мемуарах британский премьер утверждал, что Сталин упустил шансы на создание единого фронта для

Еще в 1924 году ефрейтор Адольф Гитлер, написав в тюрьме "Майн кампф", решил завоевать мир. Фото: АР
Тот, кто никогда не сдавался
Все, что связано с днем 22 июня 1941 года, вызывает огромное число вопросов и споров. Причем чем дальше, тем больше. И, удивительное дело, все чаще нам приходится оправдываться. Уже СССР и войну готовил, и неудачливым союзником Гитлера выступил.
Тем важнее давать слово наиболее информированным непосредственным свидетелям и участникам исторической драмы военного времени. К ним, безусловно, относится Уинстон Леонард Спенсер Черчилль - один из самых великих политиков ХХ века. Более полувека из своей 90-летней жизни этот лидер консерваторов являлся ключевой фигурой на английской и мировой политической сцене. В годы Второй мировой войны британский премьер стал символом выдержки своего народа и всей антигитлеровской коалиции в противостоянии угрозе, нависшей над всей планетой. А его шеститомные военные мемуары, удостоенные Нобелевской премии, являются важнейшим историческим свидетельством эпохи. Хотя мемуары переводились на русский, они не очень хорошо известны широкому читателю. А зря. Черчиллю было известно очень много. Хотя тоже не все.
Гитлер и Сталин, фашистская Германия и СССР никогда не были для Черчилля понятиями одного ряда, как часто можно услышать сегодня и в нашей стране, и за рубежом
Он исключительно глубоко анализировал и прекрасно понимал политику Адольфа Гитлера, его мотивы, стратегию, замыслы. В отличие от своего предшественника Невилла Чемберлена, считавшего, что "привез мир" из Мюнхена, где сдал немцам Чехословакию, Черчилль неизменно выступал непримиримым противником политики умиротворения агрессора. Британцам он обещал "кровь, тяготы, слезы и пот" в борьбе с нацизмом, в котором видел абсолютное зло. Гитлер и Сталин, фашистская Германия и СССР никогда не были для него понятиями одного ряда, как часто можно услышать сегодня и в нашей стране, и за рубежом. Для Черчилля, как, впрочем, и для подавляющего большинства его современников, вина Германии за развязывание войны, за гибель миллионов людей была очевидной. А надежды на спасение от нацизма связывались с нашей страной. И не напрасно: СССР, заплатив колоссальную цену в 27 миллионов жизней, уничтожит 90 процентов дивизий вермахта.
Но, конечно, Черчилль вовсе не был поклонником Советского Союза. В мемуарах он подтверждает, что ненавидел коммунизм "не меньше, чем его ненавидел Гитлер". Вступив в сентябре 1939 года в войну с Германией, Черчилль был крайне разочарован в политике Москвы, которая делала все, чтобы как можно дольше держать Советский Союз вне военных действий с Берлином. Британский премьер утверждал, что Сталин упустил шансы на создание единого фронта для отпора агрессии, умиротворял Гитлера поставками сырья и продовольствия, "был сердечным, хитрым и плохо информированным гигантом", не подозревавшим о намерении Гитлера напасть на СССР.
Что ж, к числу присущих Сталину качеств сердечность точно не относилась, и просчетов в предвоенные годы допущено было немало. Но вряд ли можно в полной мере согласиться с тезисом о слабой информированности в отношении намерений Гитлера и его союзников или отсутствии желания ему противодействовать. Для нашей страны (и истории) Вторая мировая началась еще в начале 1930-х, когда Япония вторглась в Китай, захватила Северную Маньчжурию, создала там марионеточное государство Маньчжоу-го. Советско-японские боевые столкновения шли постоянно, но для Запада это было не в счет. Еще до того, как в Германии в 1933 году Гитлер пришел к власти, в Кремле внимательно изучили "Майн кампф", в которой предельно ясно излагалась цель уничтожения коммунизма и неполноценных народов, к которым относились и славянские, и прибалтийские, и евреи. С 1933 года война с Германией считалась неизбежной. Эта уверенность возросла после того, как Япония и Германия заключили Антикоминтерновский пакт, направленный исключительно на наше уничтожение. Война в Испании не была чисто гражданской, Германия была там фактической воюющей стороной, как, заметим, и Советский Союз. Третий антикоминтерновский союзник - фашистская Италия - при возмущенных возгласах из Москвы и при почти полном молчании западных столиц военным путем захватила Эритрею, а затем и Албанию. Германия - мы возражали, Запад молчал - провела аншлюс Австрии. В Мюнхене сдали Чехословакию, запретив ей сопротивляться или просить советской помощи. В те дни, когда Германия готовилась к нападению на Польшу, мы воевали с японцами, вторгшимися в союзную нам Монголию, на Халхин-Голе. К тому моменту мировая война уже почти десять лет как шла (в Китае уже было более 10 миллионов погибших), и не Советский Союз был ее инициатором, и не он проводил политику попустительства агрессорам.
Пакт Молотова-Риббентропа был для СССР, словами Черчилля, "сколь циничным, столь и холодно расчетливым". Вопрос стоял о том, вступать ли в войну с Германией уже тогда, осенью 1939 года, или попытаться выиграть время, чтобы довооружиться. Решили выиграть время, и за два довоенных года военный потенциал СССР удвоился. Но при всех внешних проявлениях дружеских чувств к Берлину, в Кремле ни на минуту не сомневались, что война будет. Когда моему деду Вячеславу Молотову говорили, что Сталин поверил миролюбивым заверениям Гитлера, он только посмеивался: "Сталин своим-то не доверял". Поставки сырья в Германию были нужны не столько как метод умиротворения, сколько как успешный способ получить от Берлина промышленное оборудование, технологии и даже новейшие образцы вооружений.
Действительно, у советского вождя был определенный фильтр на сообщения о начале войны против СССР, что не позволило точно определить дату нападения и привести войска в полную боеготовность. Но не потому, что он доверял Гитлеру, а потому, что данные на эту тему приходили ежедневно и десятками, и в них назывались едва ли не все дни календаря. Предупреждение Черчилля было одним из многих в этом ряду, и Сталин не воспринял его более серьезно, чем другие, еще и потому, что Англия, безусловно, была заинтересована в том, чтобы подтолкнуть Советский Союз и Германию к войне друг с другом.
22 июня 1941 года разбуженный в замке Чекерс личным секретарем Колвиллом Уинстон Черчилль произнес: "Если бы Гитлер вторгся в ад, я по меньшей мере благожелательно отозвался бы о Сатане в палате общин". Впереди была сложная история создания антигитлеровской коалиции, встречи "большой тройки", определившие судьбу послевоенной Европы. Мемуары Черчилль напишет уже после своей знаменитой Фултонской речи, от которой ведется отсчет "холодной войны", вновь разведшей СССР и Великобританию по разные стороны баррикад. Но и тогда Черчилль старался не изменять объективности (если она вообще существует в мире) в отношении своего союзника в великой битве за спасение человечества.
Когда Черчиллю перевалило за 90, его пригласили выступить в университете. Многотысячная толпа в зале, он подводит итог своей жизни. Поднявшись на трибуну под гром аплодисментов, Черчилль произнес:
- Никогда, никогда, никогда, никогда, никогда не сдавайтесь!
И сошел с трибуны. В историю.