О перспективах и ближайшем будущем российской науки в свете ориентации государства на инновации "РГ" рассказал вице-президент РАН, директор Института проблем химической физики РАН академик Сергей Алдошин. "Кроме РАН, сегодня в стране никто

Фото: Академик Алдошин: По Уставу РАН мы можем заниматься инновациями. Но это в теории, на практике все гораздо сложней.
С чем обратились академики к председателю Счетной палаты Сергею Степашину? В чем "виновато" Сколково? Как цепная реакция помогает создавать лекарства против рака? Что такое фундаментальная инженерия? Об этом корреспондент "РГ" беседует с вице-президентом РАН, директором Института проблем химической физики РАН академиком Сергеем Алдошиным.
Российская газета: Академию постоянно упрекают, что она не поддерживает инновации, не создает малые фирмы для внедрения разработок, хотя уже два года, как закон это разрешает. Может, виновата позиция многих ученых, считающих, что главная задача академии - генерация знаний, а не их коммерциализация. В РАН вы курируете инновации. Разъясните, чем объяснить такую пассивность?
Сергей Алдошин: Я тоже считаю, что для академии главное - фундаментальная наука. В то же время мы понимаем, что, кроме РАН, сегодня в стране никто не способен превратить полученные знания в инновации. Ведь отраслевая наука в стране фактически умерла. И по уставу РАН мы можем заниматься инновациями. Но это в теории, а на практике все гораздо сложнее. Так, наша правовая форма не позволяет состыковать академическую науку с бизнесом. Большие проблемы с передачей в бизнес созданной учеными интеллектуальной собственности, нам запрещено выпускать опытные партии новых изделий. Это, конечно, нонсенс. Пока предпринимателю не предъявишь "железо", он не даст ни копейки. Ему нужны железные аргументы.
РГ: И тем не менее вузы рапортуют, что у них уже более тысячи инновационных фирм. А в РАН менее 20...
Алдошин: Если совсем точно, то 17. Но когда нам ставят в пример успехи вузов, не очень хотят разбираться, а в чем собственно причина. Неужели ученые не стремятся воплотить идеи в реальный продукт и еще на этом заработать? Конечно, стремятся, но есть два серьезных барьера. Скажем, у нас есть патент, который мы обязаны поставить на баланс института. Причем с него сразу же надо платить налог. Сумму обычно все ставят небольшую, десятки, максимум сотни тысяч рублей. И понятно почему. Ведь пока это всего лишь патент, он не приносит никаких дивидендов, говоря образно, вы платите налог за воздух.
Но вот выясняется, что патент можно превратить в инновацию, передав право на созданную интеллектуальную собственность какой-то фирме. И теперь ее надо оценить уже по рыночной стоимости. Правда, есть оговорка: если цена ниже 500 тысяч, то такую оценку можно не делать. Именно так и поступают вузы. Через них проходят тысячи студентов, у которых за время учебы не могут появиться масштабные научные разработки. Вот и весь секрет, почему в вузах малые фирмы появляются как грибы.
РГ: А что, в РАН другая ситуация?
Алдошин: В том и дело, что другая. Наши разработки "весят" десятки, а то и сотни миллионов рублей. И только за их оценку специализированным фирмам надо выложить сотни тысяч рублей. А поставив на баланс, скажем, разработку в 30 миллионов рублей, вы еще заплатите налог шесть миллионов. Откуда у институтов такие деньги? Ведь патент пока не принес ни рубля, все только в туманной перспективе, а отдавать немалые средства требуют уже сегодня. Часто в дискуссиях с органами исполнительной и законодательной власти нам говорят, что платить такие налоги не нужно. Отвечаем, напишите это на бумаге. Не хотят.
Но, предположим, дело пошло, интеллектуальная собственность начала приносить дивиденды. Как их получить? Закон разрешает, а инструкции минфина запрещают. Какой же директор в такой ситуации захочет создавать инновационные фирмы? От них одна головная боль.
С этими проблемами мы обратились к председателю Счетной палаты Сергею Вадимовичу Степашину. В надежде, что вопрос все же будет решен, мы в своем институте создали два инновационных предприятия. Одно - по экологически чистому сжиганию низкосортного топлива - торфа, древесных отходов и даже мусора. Спрос на такую установку большой, ведь она решает проблемы удаленных регионов, куда топливо приходится завозить, расходуя огромные деньги. Другая - созданная нами фирма, будет выпускать углеродные трубки для нанотехнологий.
Рак в цепях
РГ: Ваш институт химической физики - один из самых крупных в академии, создан в Черноголовке 55 лет назад лауреатом Нобелевской премии Николаем Семеновым. Для многих его название звучит странно. И определение самого Семенова, что эта наука описывает основы химических превращений и связанные с этим вопросы строения вещества, не многое проясняет.
Алдошин: Если совсем просто, то мы изучаем, как на атомарном уровне происходят химические реакции, каков механизм происходящих превращений. Поняв это, процессами уже можно управлять. Это делает химическую физику многопрофильной наукой, она проникает в "соседние" дисциплины. Яркий пример - работы самого академика Семенова. Он получил Нобелевскую премию за открытие разветвленных цепных реакций, а затем эти принципы заработали в атомной бомбе. Прошли годы, и они же "всплыли" в медицине. Академик Эмануэль показал, что развитие раковой клетки подчиняется тем же законам, что и цепные реакции. Это позволило разобраться в механизме роста клеток и предложить, как его остановить.
Данное направление многие годы развивается в нашем институте.
Сейчас исследования вышли на новый уровень. Речь, в частности, идет о знаменитой молекуле, состоящей всего из двух атомов, азота и кислорода. Кстати, за открытие роли этой "простой" молекулы в сердечно-сосудистой системе в 1998 году была присуждена Нобелевская премия. В нашем организме эта молекула может быть полезной и вредной, как защищать, так и запускать патологические процессы. Но каков механизм ее действия? Над этим бьются лаборатории ведущих стран. Нам удалось найти некоторые ответы, что позволит создавать лекарства намного эффективнее существующих.
РГ: Институт создавался под оборонку, и прежде всего для изучения взрывчатых веществ. Как он выживал, когда наша оборонка стала разваливаться и заказы практически прекратились?
Алдошин: В том-то и дело, что институт не оборонный. Он создавался для изучения фундаментальных проблем взрыва и горения, но сразу благодаря интуиции Семенова начали развиваться разные направления: изучение полимеров, катализаторов, сверхпроводимости, затем появилась тематика, связанная с лекарственными препаратами, нанотехнологиями, наноматериалами, изучением веществ в экстремальных состояниях. Сейчас мы ведем исследования по очень широкому научному спектру, включая, кстати, и создание компьютеров на новых принципах. Эта вычислительная техника будет обладать неограниченным объемом памяти. Так что не случайно я подчеркнул, что химическая физика - это междисциплинарная наука. А это и позволяет нам выживать при любых экономических катаклизмах.
Золотая пуля
РГ: Какие можно назвать наиболее перспективные разработки института?
Алдошин: Перечислять можно много, скажу лишь о нескольких. Это новые топливные элементы и аккумуляторы для водородной энергетики, которую называют энергетикой будущего. Это лекарства нового поколения для онкологии. Они работают по принципу "золотой пули". В отличие от химиотерапии, которая убивает без разбора и здоровые клетки, и больные, такая "пуля" активируется, только попав в цель - раковую клетку. А значит, не вредит организму.
Мы занимаемся созданием новой элементной базы для микроэлектроники, солнечных батарей, светодиодов. В отличие от дорогого кремния, предлагаем применить материалы из дешевой органики. Это позволит на порядки снизить стоимость изделий, а значит, и солнечного киловатта, делать солнечные элементы и светодиоды, например, в виде рулонов. Из работ по исследованию взрывов родилось новое научное направление - изучение вещества в экстремальных состояниях. В частности, показано, что при определенных воздействиях можно получить металлический водород. Это важнейшее научное достижение. Многие теоретики предсказывали, что сжатый до твердого состояния водород способен стать сверхпроводником.
Построен и работает первый в России завод синтетических масел для автомобилей и вертолетов. Такие масла обычно получают из нефти, а в данном случае из этилена. И что принципиально важно для России с ее суровым климатом, этим маслам не страшна никакая погода, они работают и при минус 50 С, и при плюс 50 С. Выделю и исследования по ферментативному катализу, фактически это копирование природы. Мы создаем аналоги катализаторов, которые работают в живых организмах. С их помощью можно кардинально менять многие из известных технологий, делать их намного дешевле, эффективнее и экологически чище.
Академики на калькуляторе
РГ: Много споров было вокруг предложения минобрнауки ввести систему оценки деятельности научных организаций. Правительство поставило точку в этих дискуссиях, поддержав предложение министерства. В РАН вы возглавляете работу по созданию такой системы. Когда она начнет действовать? Обкатывалась ли она в вашем институте?
Алдошин: Как и многие в РАН, я считаю, что оценить на 100 процентов по сугубо формализованным "бухгалтерским" показателям деятельность института нельзя. В РАН испокон веков каждые пять лет институт проходит комплексную проверку группой экспертов, куда входят крупные ученые, финансисты, патентоведы и т.д. Поэтому сейчас решено объединить эту оценку в "ручном режиме" с недавно разработанной в академии формализованной оценкой. Но когда эту систему стали испытывать в нашем институте, она начала сбоить. Сейчас вносим коррективы. Думаем завершить все работы и запустить систему уже в этом году.
РГ: Самый больной вопрос РАН - молодые ученые. Даже желающим заниматься наукой не находится место в лабораториях, так как нет свободных ставок и перспектив карьерного роста. Какова ситуация в вашем институте?
Алдошин: Тяжелая, и только в самые последние годы она стала немного улучшаться. Одна из проблем - жилье. Недавно мы начали возводить двухподъездный дом, но не закончили, не было средств. Надеемся, что сможем получить часть из тех денег, которые академии выделило правительство, и доведем строительство до конца. Тогда получим 90 квартир. Это огромное подспорье, так как общежития переполнены.
Что касается научных кадров, то они всегда у нас были элитные. Многие - выпускники МГУ и московского Физтеха, чьи кафедры у нас до сих пор работают. В свое время мы с академиком Осипяном создали в Черноголовке филиал МГУ, а пять лет назад уже в самом МГУ организовали физико-химический факультет. Причем уже с первого курса на один день возим студентов в Черноголовку, где они выполняют практические работы в реальной лаборатории. Занимаются реальной наукой и уже к 3-4-му курсу имеют публикации в хороших журналах. Недавно по предложению руководства МГУ на базе этого факультета создан инженерный. В отличие от аналогичных в МИФИ или Бауманке он будет готовить специалистов по фундаментальной инженерии. Выпускник должен иметь не только знания на уровне физфака или химфака МГУ, но и знать, как из этих знаний создать технологию, как посчитать реактор и т.д.
РГ: В последнее время вы много ездите по российской глубинке. Такая мобильность необычна для академического ученого. Ведь его образ больше связан с работой в кабинете или лаборатории.
Алдошин: "Виновато" Сколково. Сейчас многие губернаторы хотят создать у себя своего рода мини-Сколково. Пока речь идет о технопарках, где идеи должны превращаться в инновации. И выяснилось, что здесь без помощи РАН, без ее разработок не обойтись. Надо сказать, что со многими регионами у академии уже были заключены соглашения о сотрудничестве, но большинство из них оставались на бумаге. Сейчас они пересматриваются и новые подписываются только после глубокой проработки. Чтобы это были реальные соглашения, а не для галочки.