Юрий Богомолов: Душа покинула Таганку
Гвоздевым номером телевизионного репертуара недели стал скандал, случившийся на Таганке. Из стен театра он выплеснулся сначала в Интернет, а затем и на экраны телевизоров.
***
Энтузиазм, с которым все информационно-аналитические шоу кинулись обсуждать разрыв главного режиссера театра с его артистами, свидетельствует только о том, как благополучна наша страна, как гармонична наша жизнь, если нам не о чем больше дискуссировать.
Сначала тема разогревалась в новостных выпусках практически на всех федеральных каналах. Вот нам рассказ о том, как артисты на гастролях в Чехии предъявили Юрию Любимову ультиматум: утром - деньги; вечером - спектакль.
Следующий акт: режиссер объявляет о своем уходе из театра. На пресс-конференции в ТАССе он подтверждает свое решение.
Теперь стало окончательно ясно: душа покинула театр, который на протяжении нескольких десятков лет был светом в окошке, а маски остались
Артисты: "Не страшно, он, уже не в первый раз это делает".
Дальше за дело должен был взяться Андрей Малахов. Но он не смог.
Но ничего. За дело взялся его коллега с телеканала "Россия" Михаил Зеленский. Его передача называется "Прямой эфир". Она еще достаточно юна и не успела так безнадежно пожелтеть, как "Пусть говорят". Да, и сам телеведущий ее еще не до конца огламурился. Так что какие-то предпосылки для более или менее серьезного разбирательства были. Но предмет оказался чрезвычайно сложным и явно неподъемным.
Тут ведь не просто внутрикорпоративный конфликт, который нам знаком по советским производственным фильмам: с одной стороны - зазнавшийся начальник, с другой - всегда правый коллектив. Тут мы имеем дело действительно с "биномом Ньютона".
За спиной у театра - героическая история его противостояния советскому режиму. Сам театр и его главный режиссер - это не нечто музейное, не мумифицированная реликвия. Это - самобытная эстетика, не утратившая способности к развитию и к совершенствованию. Актеры и режиссеры работают в театральном здании, не свободном от системных пороков, натыкаясь то и дело на правовые нестыковки в отношениях физических и юридических лиц. И т.д., и т.п.
Надо было вытянуть из клубка одну какую-нибудь нить. Но Михаил Зеленский стал дергать одну за другой, а то и все сразу. В результате клубок еще сильнее затянулся и еще больше стал казаться не распутываемым.
К этому инициаторы шоу добавили пару конструктивных ошибок в построении самой передачи. Они не пригласили на программу ни одного ответственного функционера из департамента культуры города Москвы. А почти все коллизии обсуждаемого скандала растут оттуда.
Они пригласили вице-Жириновского по части ора - Алексея Митрофанова. С мыслями у него также небогато, как и у его бывшего однопартийца. Он сразу обнародовал первопричину скандала на Таганке. Виноват Хрущев, позволивший Любимову захватить государственный театр. Артистка Татьяна Сидоренко настаивала на том, что все беды пошли от намерения Юрия Петровича приватизировать Таганку после его возвращения на родину.
Андрей Максимов и Михаил Гусман пытались вставить слово относительно моральной стороны дела. Но их не слушали. Все говорили на повышенных тонах.
Среди этого буйства эмоций по студии метался ведущий Зеленский с мольбами, обращенными, видимо, к небесам: "Я хочу услышать голос артистов".
Артисты голос подавали. И чем громче, тем скорее складывалось впечатление, что они неважные артисты и в личностном отношении не интересные граждане.
Возможно, просто "пьеса", которую они играли, была неважной: плоской, поверхностной... А, может быть, все дело в том, что эти артисты без качественной режиссуры ничего собой не представляют. И тогда предположения многих экспертов, что взбунтовавшаяся труппа рубит сук, на котором сидит, выглядят более чем основательными. И что они будут делать в театре Любимова без Любимова?..
Наконец, не выдержал композитор Владимир Мартынов, которому ведома ситуация противостояния изнутри. Он-то и засвидетельствовал, что артисты в профессиональном отношении, мягко говоря, непрофессиональны, ленивы и недисциплинированны.
При всем при этом на передаче часто говорилось о человеческом достоинстве, которое и Сидоренко, и другим ее коллегам приходилось многие годы прятать куда-нибудь подальше.
Они, по собственному признанию, и дальше готовы были им пренебрегать, если бы не этот злосчастный гонорар. Все, стало быть, имеет денежный эквивалент. В том числе и такая деликатная материя, как собственное достоинство.
***
В какой-то момент ведущий Зеленский попытался подняться над сугубо материально-правовыми реалиями и ухватился за вопрос: все ли позволено гению? То есть позволено ли гению побыть немножко злодеем?
Вопрос показался участникам дискуссии слишком философским, и артисты снова съехали на заезженную колею материальных претензий.
Но именно тему сосуществования великого режиссера и исполнителей его великих замыслов рискнул оседлать Сергей Доренко, который после долгого перерыва вернулся в телеэфир. У него теперь на канале РЕН ТВ по пятницам авторское шоу "Сергей Доренко. Русские сказки". Одной из "сказок" первого выпуска как раз и стала производственно-творческая коллизия в любимовском театре. Он ее обозначил: "творец против твари". Кто прав? Чтобы была понятнее общая коллизия, Доренко прибег к матафоре. Актер - это лужа, в которой отражается луна. Луна - это режиссер. Это - Любимов. Убираем лужу. Любимов остается. Убираем Любимова, остается пустая лужа.
Можно сказать, что есть другие театры, для которых этот образ не подходит. Но театр Любимова - это театр, где актеры являются тенями режиссерских задумок автора спектакля. И понятно, что тени должны знать свое место. Это не значит, что с ними следует обращаться не по-человечески. И это не значит, что тени могут себе позволить обращаться не по-людски с тем, кому они обязаны своей творческой жизнью.
У Доренко слово было предоставлено и "творцу", и "тварям".
Одна из артисток, пришедшая на программу, мило объяснила ведущему, что худо будет не им, теням и лужам, а ему - Любимову. Это он без них, "мастеров сцены" Театра на Таганке, пропадет. А, может, даже сразу и умрет, поскольку все, что его до сих пор поддерживало на плаву, так это ежедневные репетиции в театре. Из чего нетрудно догадаться, что "бунт на корабле" его команда сочла делом беспроигрышным, точно просчитанным шантажом.
...Доренко занял пролюбимовскую позицию. Зеленский спрятался за финальный зонг из "Доброго человека из Сезуана": "Плохой конец заранее отброшен..."
Любимов сказал, что он прощает артистов, но работать с ними не станет.
Спектакль, после окончания которого режиссер простился со своими зрителями, называется "Душа и маска".
Теперь стало окончательно ясно: душа покинула театр, который на протяжении нескольких десятков лет был светом в окошке, а маски остались.
***
Энтузиазм, с которым все информационно-аналитические шоу кинулись обсуждать разрыв главного режиссера театра с его артистами, свидетельствует только о том, как благополучна наша страна, как гармонична наша жизнь, если нам не о чем больше дискуссировать.
Сначала тема разогревалась в новостных выпусках практически на всех федеральных каналах. Вот нам рассказ о том, как артисты на гастролях в Чехии предъявили Юрию Любимову ультиматум: утром - деньги; вечером - спектакль.
Следующий акт: режиссер объявляет о своем уходе из театра. На пресс-конференции в ТАССе он подтверждает свое решение.
Теперь стало окончательно ясно: душа покинула театр, который на протяжении нескольких десятков лет был светом в окошке, а маски остались
Артисты: "Не страшно, он, уже не в первый раз это делает".
Дальше за дело должен был взяться Андрей Малахов. Но он не смог.
Но ничего. За дело взялся его коллега с телеканала "Россия" Михаил Зеленский. Его передача называется "Прямой эфир". Она еще достаточно юна и не успела так безнадежно пожелтеть, как "Пусть говорят". Да, и сам телеведущий ее еще не до конца огламурился. Так что какие-то предпосылки для более или менее серьезного разбирательства были. Но предмет оказался чрезвычайно сложным и явно неподъемным.
Тут ведь не просто внутрикорпоративный конфликт, который нам знаком по советским производственным фильмам: с одной стороны - зазнавшийся начальник, с другой - всегда правый коллектив. Тут мы имеем дело действительно с "биномом Ньютона".
За спиной у театра - героическая история его противостояния советскому режиму. Сам театр и его главный режиссер - это не нечто музейное, не мумифицированная реликвия. Это - самобытная эстетика, не утратившая способности к развитию и к совершенствованию. Актеры и режиссеры работают в театральном здании, не свободном от системных пороков, натыкаясь то и дело на правовые нестыковки в отношениях физических и юридических лиц. И т.д., и т.п.
Надо было вытянуть из клубка одну какую-нибудь нить. Но Михаил Зеленский стал дергать одну за другой, а то и все сразу. В результате клубок еще сильнее затянулся и еще больше стал казаться не распутываемым.
К этому инициаторы шоу добавили пару конструктивных ошибок в построении самой передачи. Они не пригласили на программу ни одного ответственного функционера из департамента культуры города Москвы. А почти все коллизии обсуждаемого скандала растут оттуда.
Они пригласили вице-Жириновского по части ора - Алексея Митрофанова. С мыслями у него также небогато, как и у его бывшего однопартийца. Он сразу обнародовал первопричину скандала на Таганке. Виноват Хрущев, позволивший Любимову захватить государственный театр. Артистка Татьяна Сидоренко настаивала на том, что все беды пошли от намерения Юрия Петровича приватизировать Таганку после его возвращения на родину.
Андрей Максимов и Михаил Гусман пытались вставить слово относительно моральной стороны дела. Но их не слушали. Все говорили на повышенных тонах.
Среди этого буйства эмоций по студии метался ведущий Зеленский с мольбами, обращенными, видимо, к небесам: "Я хочу услышать голос артистов".
Артисты голос подавали. И чем громче, тем скорее складывалось впечатление, что они неважные артисты и в личностном отношении не интересные граждане.
Возможно, просто "пьеса", которую они играли, была неважной: плоской, поверхностной... А, может быть, все дело в том, что эти артисты без качественной режиссуры ничего собой не представляют. И тогда предположения многих экспертов, что взбунтовавшаяся труппа рубит сук, на котором сидит, выглядят более чем основательными. И что они будут делать в театре Любимова без Любимова?..
Наконец, не выдержал композитор Владимир Мартынов, которому ведома ситуация противостояния изнутри. Он-то и засвидетельствовал, что артисты в профессиональном отношении, мягко говоря, непрофессиональны, ленивы и недисциплинированны.
При всем при этом на передаче часто говорилось о человеческом достоинстве, которое и Сидоренко, и другим ее коллегам приходилось многие годы прятать куда-нибудь подальше.
Они, по собственному признанию, и дальше готовы были им пренебрегать, если бы не этот злосчастный гонорар. Все, стало быть, имеет денежный эквивалент. В том числе и такая деликатная материя, как собственное достоинство.
***
В какой-то момент ведущий Зеленский попытался подняться над сугубо материально-правовыми реалиями и ухватился за вопрос: все ли позволено гению? То есть позволено ли гению побыть немножко злодеем?
Вопрос показался участникам дискуссии слишком философским, и артисты снова съехали на заезженную колею материальных претензий.
Но именно тему сосуществования великого режиссера и исполнителей его великих замыслов рискнул оседлать Сергей Доренко, который после долгого перерыва вернулся в телеэфир. У него теперь на канале РЕН ТВ по пятницам авторское шоу "Сергей Доренко. Русские сказки". Одной из "сказок" первого выпуска как раз и стала производственно-творческая коллизия в любимовском театре. Он ее обозначил: "творец против твари". Кто прав? Чтобы была понятнее общая коллизия, Доренко прибег к матафоре. Актер - это лужа, в которой отражается луна. Луна - это режиссер. Это - Любимов. Убираем лужу. Любимов остается. Убираем Любимова, остается пустая лужа.
Можно сказать, что есть другие театры, для которых этот образ не подходит. Но театр Любимова - это театр, где актеры являются тенями режиссерских задумок автора спектакля. И понятно, что тени должны знать свое место. Это не значит, что с ними следует обращаться не по-человечески. И это не значит, что тени могут себе позволить обращаться не по-людски с тем, кому они обязаны своей творческой жизнью.
У Доренко слово было предоставлено и "творцу", и "тварям".
Одна из артисток, пришедшая на программу, мило объяснила ведущему, что худо будет не им, теням и лужам, а ему - Любимову. Это он без них, "мастеров сцены" Театра на Таганке, пропадет. А, может, даже сразу и умрет, поскольку все, что его до сих пор поддерживало на плаву, так это ежедневные репетиции в театре. Из чего нетрудно догадаться, что "бунт на корабле" его команда сочла делом беспроигрышным, точно просчитанным шантажом.
...Доренко занял пролюбимовскую позицию. Зеленский спрятался за финальный зонг из "Доброго человека из Сезуана": "Плохой конец заранее отброшен..."
Любимов сказал, что он прощает артистов, но работать с ними не станет.
Спектакль, после окончания которого режиссер простился со своими зрителями, называется "Душа и маска".
Теперь стало окончательно ясно: душа покинула театр, который на протяжении нескольких десятков лет был светом в окошке, а маски остались.