На экраны России выходит "Древо жизни" Терренса Малика - фильм-лауреат Золотой пальмовой ветви Каннского кинофестиваля. Это редкий образец аудиовизуальной кинокартины, где и монтаж, и эпизодически построенная драматургия целиком подчинены симфо

Частные коллизии в фермерской семье отзовутся в каждом зрительском сердце по-своему. Фото: ИТАР-ТАСС
<p>На наши экраны выходит "Древо жизни" Терренса Малика - фильм-лауреат Золотой пальмовой ветви Каннского кинофестиваля.</p>
<p>Этого режиссера относят к немногим живущим мировым гениям. За 68 лет жизни он снял всего пять фильмов: "Пустоши", "Дни жатвы", "Тонкая красная линия", "Новый свет" и "Древо жизни". Ни один невозможно пересказать без сокрушительных потерь в сути и смысле. Это мастер, чувствующий возможности киноязыка интуитивно и безошибочно. Как любой гений, он странен в поведении: терпеть, например, не может газетчиков, не бывает на пресс-конференциях, даже на людях предпочитает бывать как можно реже. В его фильмах - испарения самой земли. И всегда человеческий космос связан с вселенским.</p>
<p>"Древо жизни" он снимал долго. Картину обещали еще на Каннском фестивале 2010 года, потом - на Венецианском. Ажиотаж в Канне-2011, когда фильм наконец стал реальностью, был предельным. Но его премьере в России предшествовала непривычная разноголосица критических мнений. Обычно критики, даже расходясь в оценках, все-таки способны отделить триумф от провала. Но вот некоторые из них уверяют, что после каннского просмотра раздались "жиденькие аплодисменты" и довольно дружное "бу-у", и что Малик после такого провала в пресс-зале от стыда даже не явился на пресс-конференцию.</p>
<p>Конечно, эта легенда о "провале" картины как-то уж слишком кричаще противоречит решению жюри, присудившей ей один из важнейших в киномире призов. Но и этому авторы - носители газетной утки находят объяснение: мол, американец Роберт Де Ниро, естественно, подфартил соотечественникам. Иными словами, все вокруг, в отличие от данных авторов, шагают не в ногу, у всех свои тайные расчеты, а соображения искусства тут ни при чем. Утконосы выражаются осторожнее, но смысл именно такой.</p>
<p>Мне обидно за выдающийся фильм, и поэтому я хочу внести поправку: все было как раз наоборот. На финальных титрах были бурные аплодисменты зала, и только из одного угла неслось зычное, хотя и нестройное "бу-у" каких-то, как пишут западные газеты, троглодитов. Я понимаю, что когда азартно исторгаешь из себя это "бу-у", кажется, что тебе подпевает весь мир, но это только кажется. В таких случаях даже не замечаешь, с каким недоумением смотрят на твое беснование соседи по залу. А они изумлялись и потом выразили свое отношение в статьях: практически все зарубежные рецензии, которые я прочитал, упоминают об этом "бу-у!", но в таких интонациях обычно пишут о неприличном звуке в благородном собрании.</p>
<p>Сравнивать картину с научно-популярными программами канала National Geographic, как это делают противники фильма, можно только если абсолютно не врубиться в его художественную структуру. Как Питер Гринуэй в своих последних лентах предлагает нам кино на стыке с инсталляцией и хэппенингом, так Малик впервые предлагает полнометражный фильм на стыке с музыкой. Собрав гипнотической силы саундтрек из творений музыкальных титанов от Моцарта и Берлиоза до Малера и Густава Хольста, он из музыки выращивает свой фильм и драматургию выстраивает не традиционно кинематографическую, а симфоническую. Я говорю о том пласте фильма, который верхогляду покажется повторением National Geographic. А мне кажется, здесь уместнее говорить об опыте музыкального клипа, приложенного к большому игровому фильму, а также о неосуществленной мечте Скрябина о цветомузыке - визуальная мощь фильма мало имеет себе равных. Все это вошло в состав "Древа жизни".</p>
<p>А кроме того, в эту симфонию сотворения и гибели Вселенной Малик умудрился вписать семейную драму о судьбе одного фермерского рода, пригласив на роли Брэда Питта, Джессику Чэстэйн и Шона Пенна. Получился сплав "микро" и "макро" - ракурс, в котором кино еще никогда не рассматривало человеческое бытие. По крайней мере с таким размахом. Стыки грубоваты, швы не везде заштукованы? Так и первый в мире автомобиль был неказист, но это был уже автомобиль, а не телега. И кричать "бу-у!" его незаштукованным швам, по-моему, весьма глупо. Впрочем, именно так принимали "невнятную драматургию" фильма "Восемь с половиной" его первые критики. Потом выяснилось, что это был первый пример новой кинематографической драматургии и открытие нового киноязыка.</p>
<p>Малик, художник в высшей степени разносторонний, здесь предлагает тот культурный бэкграунд, которым нужно владеть, чтобы понять и вполне прочувствовать его фильм. В том и новаторство картины, что режиссер впервые так свободно пользуется всеми средствами смежных искусств и жанров, чтобы создать кинополотно, какого еще не было. Он здесь рисковал - и, конечно, нарвался на недоумение тех, кто глух к любому из использованных им художественных языков. Они эту картину воспринимают не в целом, а в отрывках, в которых им иногда слышится нечто знакомое - ага, это National Geographic, а это Кубрик с его "Космической одиссеей". Так, слушая Малера, непривычный к музыке человек, поскучав, встрепенется: а вот будто птичка запела, а это, наверное, водопад. А больше ничего в этом месиве звучаний не ухватит. И тем более не сможет откликнуться душой или сердцем на произведение в целом, потому что рациональному подходу музыка не поддается. Зритель или входит в резонанс с фильмом, или, не врубившись, уходит с середины. Впрочем, это касается любого по-настоящему крупного произведения, которое само отбирает себе публику, способную его услышать.</p>
<p>А если настроиться на волну фильма, уйдешь, сокрушенный лавиной образов, которые на тебя обрушились. Они не скоро отпустят. Так перед лицом смерти человек вдруг осознает себя молекулой в мироздании, а события своей жизни воспринимает как силовые линии общечеловеческой судьбы. Такой фильм - плод невероятной, титанической, всю жизнь вызревавшей духовной работы - противоречивой, как все бесконечное, и на трезвый взгляд - алогичной. Но нужно обладать патологической самоуверенностью, чтобы с ухмылкой выхлестывать из фильма отдельные образы - вулканы или пресловутых динозавров, которые вне контекста, а главное, вне настроения картины сразу станут детски наивными. Впрочем, это тоже своего рода тест, учиненный фильмом зрителю: можно говорить о магии Моны Лизы, а можно ухмыльнуться: тоже мне, красотка!</p>
<p>Малик ни о чем таком, разумеется, не думает. В кино нет фильма, более далекого от рационализма, - это его "поэма экстаза". У нее нет временных и пространственных границ, как нет сюжетных линий в общепринятом понимании. Частные коллизии в фермерской семье отзовутся в каждом зрительском сердце по-своему. Пересказать фабулу невозможно, потому что она вселенских масштабов. Западные критики тоже сравнивают фильм с поэмой, с симфонией, с молитвой, с новой вселенской одиссеей. Предмет повествования определяют в понятиях глобальных: горе, память, прощение, судьба... Так музыковеды безнадежно пытаются описать словами темы симфонии. В рейтинге интернет-сайта IMDB, где выражают свои мнения зрители, у фильма нечастая оценка - 7,9 балла.</p>
<p>Есть у "Древа жизни" недостатки и просчеты? Еще сколько! Как в любом абсолютно новаторском произведении, эксперименте, где добиться полной притирки деталей невозможно. А с точки зрения искусства - и глупо: это как водопад загнать в канализационную трубу.</p>