Марианна КААТ: В России сейчас наблюдается расцвет документального кино

В России сейчас наблюдается расцвет документального кино – это взгляд со стороны европейского режиссера из Эстонии Марианны Каат. Как оценивают перспективы этого вида киноискусства в самой России? Что думают о российском документальном кино в частности и о развитии документального кино в Европе и мире? Об этом в интервью с участниками и членом жюри Фестиваля документального кино "Флаэртиана", проходившего в Перми с 6 по 13 октября.

Творческий смотр, по словам организаторов, привлек небывалое прежде количество зрителей. Ни разу за 13 лет существования фестиваля его кинопоказы не набирали порядка 6 тыс желающих увидеть работы документалистов со всего мира. Вызван ли интерес публики расцветом документалистики в России и в мире, или не все так радужно в этой области киноискусства? На этот вопрос корр. ИТАР-ТАСС ответили режиссеры-участники "Флаэртианы" Син Ферстийе /Бельгия/, Наталия Гугуева и Настя Тарасова /Москва/, а также член международного конкурсного жюри фестиваля Марианна Каат /Эстония/.

- Как Вы думаете, каково состояние документального кино в мире на сегодняшний день?

: Я думаю, что документальное кино растет, возрастает его уровень, и я надеюсь, что оно будет таким же, как игровое кино, потому что, на самом деле, сегодня нет большой разницы между документальным и игровым кино. В Бельгии, я думаю, документальное кино находится на достаточно высоком уровне.

Наталия Гугуева: Документальное кино, на мой взгляд, сейчас довольно разрозненное. Если раньше были какие-то направления, школы, которые можно было описать, в которых были какие-то принципы и так далее, то сейчас, мне кажется, есть какие-то вспышки в виде отдельных режиссеров, даже, скорее, отдельных работ некоторых режиссеров. Бывает яркая вспышка какого-то режиссера, а потом у него провал. Нет какого-то единства, направления документального кино.

Марианна Каат: В России, мне кажется, сейчас просто расцвет документального кино. Я заходила в "Фейсбук", объявлены участники самого большого фестиваля документального кино в Амстердаме, там просто очень много российских работ. Объявлен конкурс для Лейпцигского фестиваля, и там много российских фильмов. Как еще оценивать, если не по таким показателям? А денег всем не хватает, денег везде мало.

- Есть ли будущее у документалистики?

Наталия Гугуева: Документальное кино никогда не умрет, потому что потребность фиксировать и осмысливать жизнь в виде художественных образов всегда была, есть и будет.

Настя Тарасова: В России при существующей системе, я думаю, документальное кино останется просто на таком же плачевном уровне. Или же должны появиться какие-то продюсеры документального кино, потому что у нас в России их нет. Пока не появятся такие люди, которые бы искали деньги, вкладывались бы в свое, я надеюсь, любимое дело, учили бы и передавали свой опыт, тогда появилось бы какое-то будущее. А на мировом уровне, я считаю, что документальное кино – это кино 21 века. Очень много людей переходит в кинозалы документального показа, поскольку, видимо, в игровом кино зрителю уже чего-то не хватает.

"Документальное кино раздвигает рамки, оно более мобильно в отличие от игрового кино"

Марианна Каат: Я считаю, что будущее не просто есть, оно хорошее. С этим просто надо работать, оно само в руки не пойдет. Просто голливудские фильмы тратят огромные суммы на рекламу. Но сейчас даже им трудно существовать, потому что они производят очень много, но не охватывают остальные целевые группы, кроме молодежной.

Я считаю, что документально кино – это не то кино, которое посмотрели и разошлись, это кино которое объединяет людей по интересам, по каким-то социальным темам. Это должна быть какая-то клубная система, где люди встречались бы с неким своим кругом. Это как в том же "Фейсбуке"– у тебя есть какие-то группы, посты которых ты читаешь. Тут то же самое - нужно просто найти свою аудиторию. Умение создать эти сообщества, организовать их, не потерять по дороге – это большая работа. Государство должно в этом помогать, выдавать какие-то гранты под это дело. Я считаю, что документальное кино, в отличие от игрового, для тех обществ, у которых есть социальный договор, которые открыты, которые готовы как-то влиять на жизнь. Документальное кино раздвигает рамки, ты можешь увидеть там все, и гораздо глубже, чем показывают в новостях, оно более мобильно в отличие от игрового кино. Востребованность в любом случае есть.

- Где докумениталисты сегодня могут найти свою публику, не считая фестивалей?

Син Ферстийе: Иногда меня беспокоит, что документальное кино мало, кто смотрит, но интерес к нему растет. Например, в Бельгии многие смотрят документальное кино. Я думаю, это хорошая тенденция, видимая эволюция.

Наталия Гугуева: У меня-то все в порядке со зрителем, я надеюсь, поскольку почти все мои работы проходят на федеральных каналах. Здесь представлен мой фильм "Кто такой этот Кустурица? ", проверено, что он абсолютно зрительский. Сейчас есть площадки, по крайней мере в Москве, которые прокатывают документальное кино. Оно набирает обороты.

Настя Тарасова: В Москве у нас есть проект "Докер", который мы создали для того, чтобы документальное кино выходило на экраны. Мы запустили этот проект два года назад, тогда была только пара площадок подобного рода, за два года их стало больше десяти. Мы поняли, что зритель к нам идет, залы полные, есть интерес. Но это некоммерческий проект, потому что выделять на него средства пока никому не интересно и не рентабельно. Это все равно, что артхаус – ограниченный прокат и так далее. Но еще два-три года назад вообще не было такого, чтобы зритель мог пойти посмотреть документальное кино. Сетевые кинотеатры берутся иногда за какой-нибудь зарубежный документальный блокбастер вроде фильма "Птицы". Хороший фильм, но это все равно ограниченный прокат. Даже если есть прокат, то нет рекламы, потому что реклама – это деньги. Хотя я читаю зарубежные журналы о документальном кино, сейчас на Западе оно собирает самый высокий "бокс-офис" внутри артхаусного, авторского кино. Нас, как обычно, это ждет чуть позже.

Марианна Каат: Поскольку мы очень близки к Финляндии, даже в советское время у нас финское телевидение хорошо ловилось, и все спокойно смотрели его. А финны известные любители документального кино, у них всегда было очень много хорошего документального кино на телевидении. Поэтому мы, в принципе, можем через телевидение видеть все лучшее документальное кино, которое есть в мире. Все лучшее, что есть в документалистике, у нас покупается и показывается. И все документальные фильмы, которые производятся в Эстонии, показываются и на телевидении, но, к сожалению, у нас телевидение ничего не платит за это, условные деньги. В развитых странах оплачивает телевидение. Например, в Голландии есть такое условие, что сначала телевидение должно обещать какие-то деньги, а затем ты можешь попросить в фонде в четыре или пять раз больше того, что пообещали на телевидении, там такая система. Голландия в этом смысле идеальная страна для документального кино, потому что если проект хороший, и ты получаешь эти деньги, то тебе никакая копродукция не нужна вообще.

У нас, к сожалению, телевидение не принимает никакого участия в финансировании, и естественно, этих денег мало. А в целом, у нас и телевидение показывает документальное кино. И если Киноинститут дает тебе деньги, то ты обязан сделать публичный показ, поэтому у нас большая часть фильмов выходит в кинопрокат. Другое дело, что эти фильмы могут идти недолго: неделю или, максимум, две, это зависит от темы. Естественно, это не самые большие залы, но это показывают в мультиплексах, у нас такая система уже давно.

- Какие основные проблемы можно выявить сегодня в документальном кино?

Наталия Гугуева: К сожалению, сегодня мало зрительских фильмов. На мой взгляд, основная часть документальных фильмов должна ориентироваться на более широкого зрителя. И, может быть, только единичные супер-яркие, отдаленные режиссеры имеют право делать фильмы для узкого круга, где они развивают киноязык, вводят что-то новаторское. Потому что что-то новое ввести в киноязык почти невозможно. Если говорить, допустим, о сценарии игрового кино, есть, скажем, 30 ситуаций, которые изобрели еще 200 лет назад, и ни одной новой ситуации не появилось за все это время, их только модернизируют и приспосабливают друг к другу. Поэтому я бы пожелала всем режиссерам направить свои усилия на зрителя. Второй момент: мне кажется, что сейчас происходит не осмысление материала, который снимает режиссер, а просто выкладывание его. Причем выкладывают киносырье, не перерабатывая его в какие-то художественные образы. Это мне кажется, очень опасно. Такая горизонтальная модель: что вижу, то пою и выкладываю - это просто хроника, из которой не сделан фильм.

"Многие фестивали поощряют "сырьевые" фильмы"

Я вхожу в дипломную комиссию ВГИКа, поэтому каждый год я просматриваю все фильмы молодых режиссеров, есть отдельные вспышки среди молодежи, которая пытается что-то осмыслить. К сожалению, многие фестивали поощряют "сырьевые" фильмы, давая направление молодым, еще "не оперившимся" режиссерам работать в этой же манере.

- Уделяется ли документалистике государственное значение? Кто финансирует ваши фильмы?

Наталия Гугуева: Пока, слава богу, министерство культуры РФ финансирует порядка 400 фильмов в год. Единственное, что из этих 400, дай бог, чтобы 40-50 можно было посмотреть. Система сложная, механизм распределения денег я так до сих пор, за 10 лет работы с документальным кино, и не поняла. Но факт в том, что до зрителей, в том числе и фестивальных, доходит 40-50 работ максимум. Значит, не очень эффективно идет распределение средств. Многие известные и хорошие режиссеры, которых я знаю, с трудом получают эти гранты от министерства культуры. Что-то надо менять. Надеюсь, сейчас Гильдия неигрового кино, куда пришла молодежь, на этот процесс как-то повлияет.

Настя Тарасова: Невозможно снимать кино без какого-то бюджета. Поскольку сейчас везде бюджеты сокращаются, не только в России, но и во всем мире, то, конечно, очень сложно снимать. С коллегами из других стран мы обмениваемся опытом, где брать деньги, куда пойти, какие есть схемы. В Европе и Америке все-таки как-то раскованнее режиссеры, темы у них более разнообразные, и ответственность у них какая-то другая, и качество их кино самое высокое. У нас в стране документальный кинематограф финансируется из министерства культуры, которое выпускает, по сути, 400 фильмов в год. Поэтому огромное количество халтуры, люди не несут ответственности за деньги, они их получают, но не добавляют ничего к этому бюджету. Они довольствуются этой частью, и то с нее больше живут сами, чем снимают кино. Зачастую продюсеры, беря деньги у министерства культуры, поскольку режиссерам их не дают, живут на них сами, а режиссеру дают десятую часть от этих средств. Я считаю, что режиссеру воплотить свой замысл просто нереально на эти деньги. Поэтому что-то очень быстро на коленке снимается, а в итоге мы получаем низкий уровень документального кино.

Мы ищем финансирование сами, вкладываем свои деньги, ищем зарубежные копродукции, поэтому мы долго делаем фильмы. Конкурсный фильм "Линар" мы снимали пять лет. Два с половиной года шли съемки, потом еще два с половиной года мы доводили все до того, чтобы могли хотя бы просто быть на равнее с программой "Флаэртианы".

Марианна Каат: В России, мне кажется, как раз лучше становится с финансированием, тут за это борются. Я понимаю, когда ты внутри крутишься, этого не видно, кажется, что все везде идеально, только в России все плохо. На самом деле, это не так – с финансированием сейчас везде плохо, поэтому проблемы везде есть.

У нас поддержка государственная, но это не как в России, где деньги дает министерство культуры, у нас есть Киноинститут – фонд, где можно спрашивать деньги на документальное кино, и второй фонд - Культуркапитал, он вообще независим от государства. Этот фонд, по закону, получает акцизный процент от продажи алкоголя, табака и азартных игр, это стабильные деньги, и они всю культура так поддерживают, не только кино. А финансирование Киноинститута стабильное, но ничего не меняется в том смысле, что у нас за это время и евро появились, и все цены возросли, а суммы фиксированные – сколько выдавалось денег энное количество лет назад, так это и продолжается. А количество желающих снимать документальное кино растет с каждым годом, поэтому, конечно, конкуренция очень жесткая. Если ты хочешь делать какой-то международный, большой проект, рассчитанный не только для внутреннего потребления, то этих эстонских денег, безусловно, мало, и мы ищем различные копродукции.

Син Ферстийе: Мы получаем деньги от правительства, чтобы делать фильмы. Предварительно нам необходимо подавать заявку, но у нас очень хорошо налажена система финансирования, поэтому мы можем снимать любые фильмы, какие хотим.

- Какие ваши творческие планы на ближайшее будущее?

Син Ферстийе: Я хочу снять второй фильм о семье Джуниора, я уже работаю над этим. Это должно быть нечто совершенно другое, но о той же семье. Я бы хотела продолжить эту историю, я очень заинтересована отношениями между Джуниором и его матерью.

Настя Тарасова: Сейчас у нас будет новый фильм, мы находимся уже практически в чистовом монтаже. Мы снимали его в Америке, главные герои – американцы. Это такое "роуд-муви", довольно легкий фильм. Главный герой – пивовар, который едет в канадскую Арктику, чтобы сварить историческое пиво. Когда англичане открывали северо-западный проход, моряки пили это пиво, сваренное по просьбе королевы Виктории. Это пиво 19 века, оно так и называется "Арктический эль". И наш исторический пивовар решил возродить этот рецепт. Вообще этот фильм об отношении американцев к собственной истории, которой им все не хватает, и они стараются какие-то вещи закрепить. В общем, довольно легкий фильм, наверное, первый раз у нас такой. В основном всегда какой-то социальный слой есть, социальные проблемы, поскольку фильмы в России невозможно снимать без этого.

Марианна Каат: Мы, документалисты, все время, как говорится, держим ушки на макушке, глаза открыты. Все время готовы к тому, что жизнь может предложить новую идею. Но надо понимать, где взять деньги на эту идею, кто может тебя профинансировать, и насколько эта идея живучая, а также насколько это можно зафиксировать документальными средствами. Сейчас я в работе над проектом про эстонских диссидентов 1970-х годов, про которых все уже забыли. В живых осталось буквально два-три человека. Был такой громкий процесс в 1975 году, когда четырех человек осудили, и двое из них отбывали наказание в пермских лагерях, они получили по пять-шесть лет. Так что, возможно, мы приедем снова и поснимаем здесь.

На сегодняшний день, "Флаэртиана" - единственный в России международный фестиваль неигрового кино, который развивает традиции одного из основоположников документального кинематографа Роберта Флаэрти. С помощью длительного наблюдения за реальным человеком снимается невыдуманная и искренняя история из жизни героя.

"Флаэртиана" проходит в Перми с 1995 года. За это время его участниками стали 684 гостя. Кроме того, за 12 лет было показано 929 фильмов из 47 стран Европы, Азии, Америки, Австралии и 23 городов России, которые посмотрели около 76 тысяч жителей. Награды фестиваля получили более 80 фильмов из 24 стран. В этом году за главные призы фестиваля боролись более 30 работ режиссеров из Бельгии, Великобритании, Германии, Дании, Израиля, Ирана, Испании, Нидерландов, Польши, Румынии, Словакии, США, Финляндии, Хорватии и России.

Среди них Настя Тарасова - молодой российский режиссер. Она родилась в городе Полевской Свердловской области и училась на факультете журналистики Уральского государственного университета, а также окончила факультет режиссуры ВГИКа. Ее короткометражные фильмы были участниками и призерами отечественных и международных кинофестивалей. А фильм "Линар", представленный в международной программе "Флаэртианы" - первая для мамы", а мама вместе с отцом воспитывают семерых детей, четверо из которых больны аутизмом. И если Джуниор не победит в следующем бою – его семье придется туго.

В российской программе "Флаэртианы" Наталия Гугуева – лауреат и номинант национальных премий "ТЭФИ", "ЛАВР", "НИКА" и "Золотой орел" – представляла свой фильм "Кто такой этот Кустурица?". Он раскрывает всемирно известного режиссера с новой стороны. Эмир Кустурица называет себя рок-музыкантом, считает, что режиссером стал случайно, а фильмы снимает исключительно в промежутках между гастролями с "Ноу смокинг оркестром". В тех же промежутках он получает "Пальмовые ветви" в Каннах, "Золотых львов" в Венеции, строит собственные деревни, электростанцию, горнолыжную трассу полнометражная работа режиссера. Фильм рассказывает о маленьком мальчике Линаре, который будет жить, если для него найдется новое сердце.

Другая участница международного конкурса Син Ферстийе родилась в маленьком бельгийском городке Брюгге. Ее фильм "Джуниор" повествует о 23-летнем боксере. На его спортивной форме написано – "всеи тоскует, что не стал профессиональным футболистом.

А выбирать лучшие фильмы из всего этого документально изобилия пришлось члену международного конкурса фестиваля Марианне Каат - члену Европейской сети документального кино /EDN/, Союза продюсеров Эстонии, Союза кинематографистов и журналистов Эстонии, а также обладательнице звания "European Trailblazer". В рамках "Флаэртианы" она также представила свои фильмы "Шахта номер 8" и "Фантомы Мариинки" в рамках программы фильмов жюри конкурса.

Беседовала Анастасия Пяткина

/КОРР. в Пермском крае/

Фото предоставлено МКФ "Флаэртиана"